На курсы по темам Первой компоненты Триады Роста иногда приходят менеджеры, знакомые с векторным психоанализом. Кто-то утверждает, что учился у самого Толкачёва, кто-то прослушал курс у Юрия Барлана, а тут... — сюрприз — препод в теме и знает больше. Кто готов идти вперёд — этому рад, кто не способен (или кому не нужно) — ограничивается уже известным со всем его набором ошибок и тщеты применения там, где работают другие практики. Понимание границ применимости инструментария — один из показателей профессионализма. Чтобы про эту разницу узнать, коллегам-практикам из сферы change-management часто достаточно одной заметки.

В дополнение к ней скажу только, что я не переучиваю «уже всё знающих», не переубеждаю — жизнь научит... Как точно заметила одна моя давняя коллега и студентка: «Наверное была причина по которой Вы, несмотря на личное знакомство с первоисточником, не стали распространять это "как есть"?». Причина была и остаётся. Так оно происходит и в других областях знаний: если кто-либо хорошо знает первоначальную версию чего-либо, но не распространяет её, применяет с осторожностью не вместо, а наряду с другими практиками, — значит у него есть для этого веские основания...

О Юрие Бурнале мне рассказал сам автор системно-векторного психоанализа (его российской версии) Виктор Константинович Толкачёв. Было это в начале 2003 года. История нашего знакомства с Толкачёвым, как ни банально это прозвучит, — яркий пример того, что Учитель приходит лишь тогда, когда ты к этому готов...

Иди готовься

В середине 90-х одна из выпускниц психфака Санкт-Петербургского Университета при совершенно случайных обстоятельствах рассказала мне — инженеру — о Владимире Александровиче Ганзене [2]. Инженерный подход профессора Ганзена к природе мотивов поведения человека не встречал понимания на кафедре общей психологии СПбГУ. Видимо, от этой травли он перестал беспокоиться о мнении окружающих о себе, был резок со студентами, особенно с теми, у кого базовым было не физическое или техническое, а именно психологическое образование. Рассказала она и о Викторе Толкачёве — единственном из учеников Ганзена, кто открыто пошёл по его стопам.

К этому времени в моей собственной работе я чувствовала нехватку прикладного системно выстроенного инструментария. Чистая психология отталкивала от себя именно отсутствием системного подхода (а порой и элементарной логики). Ганзен был по образованию физиком, Толкачёв — технарём, и это объясняло всё. Пока я слушала про сам подход Ганзена-Толкачёва [начиная со старика-Фрейда с его анальной эротикой и заканчивая обонятельными экзерсисами Эрнеста Бо], мне казалось, что я узнаю о когда-то давно потерянных родственниках. Шестое чувство сигналило во все алармы: «Вот оно! Знания о человеке как о живой системе здесь!». Меня не удивили нелестные отзывы о Ганзене и Толкачёве. В 1995-м я закончила аспирантуру в моей родной Военно-технической академии и знала, что это такое — разрабатывать тему на стыке наук...

Новая знакомая исчезла из моей жизни так же неожиданно, как появилась. В то время все выживали, часто меняли место жительства и работы, контакты терялись вместе с их владельцами. Я продолжала поисковую работу наугад и когда в 1998-м нашла человека, связанного с той самой кафедрой психологии, узнала, что Владимир Александрович умер... Где искать его ученика Толкачёва? И стоит ли искать вообще?

Даже после того, как мне удалось раскопать всё доступное о векторах, лично добрать людей в группу курсистов психолога Михаила Бородянского, потренироваться в поле и проч. и проч., идея познакомиться лично с автором метода не приходила мне всерьёз. Зачем Толкачёву со мной встречаться? Этот вопрос ставил в тупик. ОК — мне это очень важно, интересно и так далее, а ему-то это зачем? Что я могу ему дать, ведь я не психолог?...

Однажды в кругу общих знакомых я поделилась своими сомнениями, а заодно и рассказывала об исследованиях Человека Экономического, его поведении внутри бизнес-структур и в ходе организационных изменений, а также об интересе в этой связи к теории Ганзена-Толкачёва... В ответ я услышала, что Виктор Константинович — человек сложный, к чужим интересам прохладен, с самолюбием собеседников не церемонится, как-бы кого к себе не подпускает, а подпустив — просверливает глазом-рентгеном на входе и может не помиловать, так что «оно тебе надо?»...

Кто бывал на знаменитой квартире Виктòра на ст. метро «Выборгская» в Питере, знает, что хозяин дома был, в общем-то, домоседом, о его непростом характере ходили легенды. Большинство из них оказались ложными, но до встречи с человеком вживую все мы склонны верить слухам, особенно плохим...

Кто готов — проходите

Мы с ребёнком возились по дому, когда раздался телефонный звонок. С мокрой тряпкой в руке и далёким от святости настроем я сняла трубку: «Алё!»

- Это Лена Маркушина?
- Да.
- А это Виктор Толкачёв. Слышали про такого?

Немая сцена... Он меня о чём-то спрашивал, о какой-то ерунде, чуть ли не о погоде в районе метро «Звёздная», где мы тогда жили. Я отвечала, не зная, что со всем этим делать, и что это вообще всё значит.

- А вот послезавтра, в четверг вечером, вы что делаете?
- Пока не знаю.
- Я пью чай. Зелёный. В этот четверг точно зелёный. Не хотите составить компанию старику у него дома?..

Положив трубку и еще не выйдя из оцепенения я прошевелила губами: «Сань, ты не поверишь, кто сейчас звонил...». — «Кто?» — «Толкачёв». — «Да тебя разыграли, откуда у Толкачёва этот телефон?». — «Нет это он, и в четверг я иду к нему в гости».

Это была одна из самых неприятных, некомфортных прелюдий — подготовок ко встрече — за всю мою жизнь. Зачем иду, что скажу, чего я хочу вообще?.. В таких ситуациях я предпочитаю не насиловать реальность своими вопросами, а читать знаки. В тот день ярко сияло солнце, дорога ложилась как по маслу, адрес во дворе нашла быстро, так что я позвонила в дверь уже спокойная и готовая к «испепеляющему рентгену». И он был...

Виктор Константинович открыл дверь сам, отошёл назад, прожарил меня взглядом, ухмыльнулся: «Ну проходи».

- Телефон твой мне дал Витя Константинов.

Да я и не успела подумать в эту сторону...

- А позвал, потому что мне нужно очень мало данных о человеке, чтобы его просканировать. Фото или голос. Так что ты тут, потому что ты мне по голосу понравилась.

И этого я не спрашивала. Точнее, не в этот момент, а намного раньше.

У Виктòра в квартире ходили или в тапочках, или в носках. Он познакомил меня с двумя молодыми ребятами, что сновали туда-сюда по квартире. Показал «дом», кухню, если её можно так назвать. Скромностью этого жилища я была удивлена до огорчения... Застряли у стеллажа с книгами, говорили ни о чём. Как мне казалось...

Уже позже, когда Виктор Константинович будет давать своё первое большое интервью интернет-изданию (моему, и тогда мы правда были редким по тематике сайтом, первым в России по управлению изменениями, 3), он вспомнит это «ни о чём», расскажет о «другой Ленке», о своих соратниках и добавит: «Ты молодая ещё, потом поймёшь, что энергия важнее слов. Помолчать с правильным человеком — знаешь как это? Ааа, ну да ты умом знаешь, а надо сердцем». Он позировал перед моим фотоаппаратом, демонстрируя военную выправку, стесняясь спортивных штанов, а когда увидел фото в статье — охнул: «Так я ж в носках!». Именно. А как иначе-то? Тут все в носках...

У Толкачёва была удивительная манера делать комплименты. Он проверял тебя на слабò постоянно. На «якость» и потребность в похвале он, видимо, тестировал человека сразу, в первые минуты знакомства и потом уже линии своей не менял. Каждому он давал то, что тому было нужно, но уважал далеко не всех. Моё расположение к делам больше, чем к словам, он как-то почувствовал сразу. После интервью прошло уже некоторое время, и он вдруг снова позвонил. «Ну сделали мы этот сайт, запустили. Так что ты посмотри на досуге». Открываю. На Главной странице во всю ширь название «Роскошь системного мышления». Он изменил только одно слово в названии моего интервью с ним, сам текст этого разговора размещался тоже на Главной. Вот такие вот комплименты...

Ничего из того, что я слышала о нём до знакомства, на себе я не почувствовала. Не был он ни грозен, ни страшен. Был ужжжжжасно интересен. Он был не психолог по натуре и базовой подготовке, а технарь — видимо это и стало основой взаимной профессиональной симпатии... Как мы шутили! Из каких загогулин юмора мы выходили с хохотом — стены дрожали... И с ним можно было подойти до грани фола в разговоре. В интервью есть моменты, из которых ясно, что во взглядах на сам векторный анализ мы не сходились. «Виктор Константинович, ну ведь это у мужчин только 8 "дырок", у женщин же 9!». Он отмахивался улыбаясь: «Да ну тебя!»

— Знаешь, что ужасно? — говорил он после обсуждения «явных косяков», обнаруженных мною в векторном анализе и открыто ему предъявленных, — что большинству из тех, кто приходит в эту комнату, это не важно. Им не надо глубоко, они не копают. Вот ты была на нескольких встречах — сколько, по-твоему, людей пойдут в твой этот менеджмент? Вот то-то. Ты занимаешься меньшинством, я — большинством. Вот и развивай, уточняй это дело. Я же тут, если Юра (Бурлан) в Питер приедет — я тебя позову»...

Виктора Константиновича Толкачёва не стало в конце октября 2011 года.... Мне его не хватило и не хватает... Порой сначала стесняешься беспокоить занятого или больного человека, а потом ругаешь себя за то, что не побеспокоила. И ещё жалею теперь, что не подумала в 2009-м познакомить его с С. В. Чесноковым, у которого я мечтала защищать диссертацию как у научрука по той части, в которой подход Ганзена-Толкачёва начинает говорить языком математики. (Чесноков эмигрировал в Израиль, но его Детерминационный Анализ продолжает служить гуманитарным задачам Человечества).

С Толкачёвым мы встречались последний раз осенью 2009 на его открытых встречах в Москве. Собравшиеся взрывались одобрением на его недвусмысленные шутки и сомнительные пассажи.... В перерыве мы коротко обменялись новостями. «Дуешься на меня?». Призналась, что не дуюсь, досадую, но всё понимаю. Как можно осуждать человека, который пытаясь выжить экономически, сориентировался на большинство? Жить как-то надо. Если бы те его выпускники, что втихую зарабатывали на жизнь его векторным анализом, относили каждый раз ему десятину за авторство, может быть он и мог бы позволить себе высокое творчество. И, кстати, что-то закончить он успел... Как это обычно бывает, после смерти Учителя, появилось много учеников, в Сети полно информации, так что, чем дальше, тем больше «нового» мы узнаем...

Я помню его уроки (одним поделюсь прямо сейчас), помню всё, что он говорил мне про тишину, окружение, прилипал, об «отравителях ушей» и всегда готовых отравиться, о планах переписать заново толкование «Гамлета» (мне так и первый вариант нравится), про соблазны ложного лидерства и красные галстуки, про манипулирование, бессилие языка, про лингвистические модели, вынужденность создавать собственные слова (те что есть не способны передать смысл), о личной миссии каждого из нас, о «Тайной Доктрине»... Ч...т возьми, а я ведь с тех самых пор ни с кем не говорила так о «Розе Мира» Даниила Андреева, о Флоренском, антисемитизме и, главное, о природе человека, какой она может открываться гуманитарию, а какой — технарю. Он верил, что конец господству больничной психологии наступит с появлением конвергентного знания. Ещё и слова-то такого в ходу не было, а он знал, что все, кто прошёл его курсы, будут лучше подготовлены встретить новую эру когнитивистики.

А урок, которым я хочу с вами поделиться, случился аккурат в день моего первого визита.

Проверка на дорогах

Как-то очень скоро в квартире нас стало не четверо, а очень много. Откуда-то набежали люди разных возрастов, и расселись повсюду. Виктòр громко задавал им вопросы по «домашнему заданию». Я решила, что мешаюсь под ногами, и потянулась на выход, но хозяин дома меня остановил: «Походи тут, посмотри, послушай». Многие и правда сновали на кухню и обратно, кто-то что-то жевал или пил. Народ чувствовал себя как дома. Знакомиться со мной никто не спешил, но вопрос по теме встречи задали. Ну и я сказала что думаю...

На последней ноте моего краткого замечания стоявший немного поодаль Виктор Константинович вдруг громко и свысока произнёс: «Вы, деточка, понятия не имеете о том, о чём вздумали судить!»...

Мне показалось, что в шумной киноленте выключили звук — все замерли, воцарилась гробовая тишина и опешивший люд уставился на ту, которую вот так! при всех! ужас! Сидевшая рядом женщина средних лет охнула и прикрыла рот рукой. И теперь, когда эта сцена в памяти растягивается во времени, и тогда тоже мне виделась странной такая реакция (и чего это они?), я ведь и правда не была уверена, что хоть что-то понимаю в учении Толкачёва. «Да, разумеется, — отмахнулась я, — но всё же очень бы хотелось понять, почему вот, например...»... Дождавшись окончания тирады, Толкачёв сказал: «Ну давай я тебе объясню». Он двинулся мне навстречу, народ расслабился и загалдел, а мы с Виктòром стали пробираться поближе к окну у его рабочего стола. В этот момент он наклонился к моему уху и шёпотом заговорщика произнёс: «Добро пожаловать в клуб»...

Как потом выяснилось, тест на больное самолюбие у Толкачёва проходят не все, отсюда и некоторые нелестные отзывы о нём как о человеке. Меня ничего такого не коснулось — это всё, что я могу сказать... Я перечитываю интервью с ним, и слышу его голос. Его закругляющее «всё — привет». Мне совершенно неважно, что правда в его биографии, а что нет, и не думала проверять. Достаточно и тех признаний, что он сделал неожиданно и обязывающе... Что знаю — со мной останется. Опорные точки, главные поворотные факты Пути этой личности были достоверны. Они сделали его таким, каким он был в профессии.

Спасибо автору вопроса за повод вспомнить человека, который вписал в мою историю такую важную страницу.


* В слове «нафик» нет описки, см. значение в толковых словарях.

1. Книга Маркуса Шина "Искусство развивать компании: Управление изменениями, нацеленное на развитие, оргимпрувмент".
2. Владимир Александрович Ганзен (2 февраля 1927—1997) — советский и российский физик, психолог, доктор психологических наук, профессор Ленинградского / Санкт-Петербургского государственного университета, автор методики системного описания целостных объектов.
3. Интервью с В.К. Толкачёвым.